Михаила Леонидовича Анчарова
считал своим учителем Владимир Высоцкий. Родившийся в 1923-ем году, будущий
бард прошел войну: успел побывать на
западном фронте, а затем и в Маньчжурии. После войны окончил Московский
художественный институт имени Сурикова. Некоторое время работал сценаристом.
Параллельно с этим Михаил Леонидович занимался сочинением стихов, песен и прозы. Был широко известен благодаря своим балладам с зачастую весьма длинными названиями вроде: «Песенка про психа из больницы имени Ганнушкина, который не отдавал санитарам свою пограничную фуражку», «Песня про низкорослого человека, который остановил ночью девушку возле метро «Электрозаводская»» и так далее.
Скончался в 1990-ом.
Важную роль в его творчестве сыграла мала родина — деревня Благуша, располагавшая тогда от Яузы до Измайловского зверинца. Ей он посвятил немало своих произведений, в том числе роман «Теория невероятности», который стоит прочесть хотя бы затем, чтобы проникнуться уникальным духом нашего района почти вековой давности. Здесь мы приводим лишь несколько отрывков, а также ссылки для всех, кто желает узнать больше.
«…Знаете ли вы благушинскую ночь? Нет, вы не знаете благушинской ночи. А почему вы ее не знаете? Потому, что от всей огромной Благуши, что простиралась от Семеновской заставы до Окружной дороги и Измайловского зверинца, осталась одна маленькая улочка под названием Благушинская, самая тихая в Москве. Это такая тихая улица, что когда среди бела дня раздается вопль "Машина-а!", то с тротуаров кидаются мамки, няньки, расхватывают детей, играющих на булыжной мостовой, и улица пустеет. Потом медленно тарахтит цистерна "МОЛОКО" — и снова на Благушинской улице "классы", ведерки для песочных пирогов и всякое такое.
Знаете ли вы, какие названия были на Благуше и в окрестностях? Боже мой, какие были названия! Хапиловка, например. Это такая речка, которая состояла из чистой воды керосина. Или Божениновка. А Благуша? Одни говорят, что это имя основателя района. Помните, у Пугачева был сотрудник по имени Хлопуша? Все наши благушинские считали, что это просто опечатка.
А какие тексты, какие надписи были на Благуше! На Семеновском кладбище был мраморный гроб с кистями, и на нем надпись: "Купец 2-й гильдии Гудалов родился в 1861 году, умер в 1913 году от любящей жены". Умер от любящей жены! Искренне и хорошо. Или афиши... В тридцатом году, когда на Благушу проник джаз, на стене клуба фабрики "Шерсть-Сукно" висело объявление: "ДЖАЗ! ТАНЦЫ! СТРАСТНЫЕ ПЕСНИ!.. СОЛО НА БАНДАЖЕ — ГОТЛИБ!" Да, когда-то на Благуше кипели страсти. Да и я сам был не такой. Ого-го — какой я был! Когда мне было десять лет, Зинка из великой семьи Дудаевых сказала, что у меня лошадиные глаза. Это был первый комплимент от женщины, и поэтому он врезался в память навечно. Как там у Диккенса насчет дилижансов: "Ту-ру-ру — звучит рожок, и мальчики и девочки не возвращаются назад…»
«…Я родился на Благуше в двадцать втором. Отец мой, Николай Сергеевич, был
командиром военно-строительного отряда. Его с фронта вызвал молодой физик,
который принимал участие в постройке московской радиостанции.
Отец был мастером на все руки — механик, радист. До германской
он окончил реальное училище. Мама моя, Вера Петровна, была дочерью учительницы
пения и окончила гимназию с золотой медалью. Они поженились на фронте. Я
родился в год, когда построили первую московскую радиостанцию имени Коминтерна.
Радиостанцию построили очень быстро. Время было голодное и нэпманское. Благуша была текстильная и воровская. На строительство привезли первые мотки проволоки, и в ту же ночь их украли, а сторожа убили. Молодые супруги ждали ребенка, и мама боялась, когда отец поздно возвращался с работы.
Однажды холодной ночью отец возвращался вместе с физиком. Древний «фиат», на котором они ехали, тарахтел по заснеженным улицам окраины.
Остановились. Вылезли.
— Сколько осталось? — спросил отец, застегивая кожаную тужурку.
— Меньше суток. С наступающим вас.
— И вас так же, Владимир Дмитриевич.
Они пожали друг другу руки, и физик, приподняв зеленую инженерскую фуражку, сел в свой "фиат" и укатил.
Полная луна светила в холодном небе. Отец шел по улице, заложив руки в карманы кожанки. Слабо горели редкие фонари. Тягучая музыка доносилась из окна пивной. Пошли заборы ткацких фабрик и домишки, спящие среди голых деревьев. На углу перед булочной маячил пьяный.
Отец подошел к крыльцу булочной, из двери которой пробивался свет. Отец поднялся по ступенькам и открыл дверь. Посреди булочной несколько бледных человек стояли с поднятыми руками перед мужчиной с наганом. Кто-то возился в кассе. На полу стонал старик.
Все обернулись к двери. Наган уставился отцу в кожаную куртку.
— Ложись! — вскрикнул отец и взметнул вверх блестящий круглый предмет.
Все упали на пол. Из кассы выскочил человек в тельняшке под пиджаком.
— Бомба! — крикнул первый с пола, и второй кинулся на землю.
— Наганы на середину, — сказал отец. На пол полетели наганы и парабеллум.
Покупатели бросились на бандитов и стали выкручивать им руки назад. Отец опустился на корточки перед стариком. Старик посмотрел на него мутным глазом.
— Подыми меня, — сказал он. — Плечо зашибли... вот бандиты... Я на них полез спьяну.
Отец покачал головой. Подскочила девочка лет десяти.
— Дедушка, — сказала она.
— Подержи, — сказал отец и протянул девочке блестящий предмет.
Девочка в страхе отступила.
— Не бойся, — сказал отец. — Это консервы. Рыбные.
Все повернули к нему головы. Девочка взяла банку консервов. Отец стал поднимать старика.
— Товарищ начальник, этих куда? — спросил продавец с огромным хлебным ножом.
— В милицию, — сказал отец и повел старика к выходу.
Он толкнул ногой дверь. Светила луна. Пьяного на углу уже не было.
— Далеко вести? — спросил отец.
— Мы туточки... за углом, — сказала девочка, с восторгом глядя на отца; на кожаную куртку, на чистый белый воротничок, на темный галстук.
В свете луны блестели большие глаза девочки и консервная банка, которую она прижимала к груди.
Отец отвел старика и пошел домой.
Отворил дверь.
— Коля... — сказала мама необыкновенно богатым грудным голосом.
Он осторожно усадил ее на стул. Мама вытерла глаза.
— Что ты так поздно?
— Заканчиваем, — сказал отец. — В общем даже закончили...
— Ты все не шел... не шел, — сказала она.
— Ну-ну, — сказал он. — Что ты...
— Говорят, булочную ограбили...
— Врут... — убежденно сказал он. — Врут.
— Коля... — укоризненно сказала она. — Я же дочку жду.
— Дочка — это хорошо, —
мечтательно сказал отец…»
Сайт о творчестве Михаила Анчарова
